Муму II

Иван Сергеевич Тургенев

Муму (adapted and abridged)

Mumu Illustration

 

 

[middmedia 293d4b7a7401f56541320ce7c1388ac1 tsmorodi Mumu2.mp3 width:400 height:300]

 

В одной из отдалённых улиц Москвы, в сером доме с белыми колоннами и покривившимся балконом, жила некогда барынявдова, окружённая многочисленными слугами. Сыновья её служили в Петербурге, дочери вышли замуж; она выезжала редко и уединённо доживала последние годы своей скупой и скучающей старости. День её, нерадостный и ненастный, давно прошёл; но и вечер её был чернее ночи.

Из числа всех её слуг самым замечательным лицом был дворник Герасим, мужчина двенадцати вершков роста, сложенный богатырёмглухонемой от рожденья.  Барыня взяла его из деревни, где он жил один, в небольшой избушке, отдельно от братьев, и считался самым хорошим работником. Славный он был мужик, и не будь его несчастье, любая девушка пошла бы за него замуж…  Но вот Герасима привезли в Москву, купили ему сапоги, сшили кафтан на лето, на зиму тулуп, и дали ему в руки метлу и лопату  и определили его дворником.

Сначала ему очень не понравилась его новая жизнь. С детства привык он к полевым работам, к деревенскому быту. Отчуждённый несчастьем своим от сообщества людей, он вырос немой и могучий, как дерево растёт на плодородной земле. Новая работа Герасима казалась ему шуткой после тяжёлых крестьянских работ; через полчаса всё у него было готово, и он то стоял во дворе и смотрел на всех проходящих, то вдруг уходил куда-нибудь в угол и целые часы лежал на земле неподвижно, как пойманный зверь. Но ко всему привыкает человек, и Герасим привык наконец к городской жизни. Дела у него было немного; он должен был убирать двор, два раза в день привезти бочку с водой, наколоть дров для кухни и дома, и по ночам караулить.  Вообще Герасим был нрава строгого и серьёзного, любил во всем порядок; даже петухи при нем не смели драться, — а то беда! Ему отвели над кухней каморку; каморка запиралась на замок; ключ от этого замка Герасим всегда носил с собой на поясе. Он не любил, чтобы к нему ходили.

Так прошёл год, по окончании которого с Герасимом случилось небольшое происшествие.

У старой барыни было много  слуг; в доме у ней были прачкистолярыпортные, был домашний врач, и был один башмачник, по имени Капитон Климов, пьяница горький. Однажды барыня заговорила о нём с её дворецким, Гаврилой.

— А что, Гаврила, — сказала вдруг она, — не женить ли нам его, как ты думаешь? Может, он остепенится.

— Отчего же не женить-с! Можно-с, — ответил Гаврила, — и очень даже будет хорошо-с.

— Кажется, ему Татьяна нравится?

Гаврила хотел было что-то возразить, но ничего не сказал.

— Да!.. пусть посватает Татьяну, — решила барыня.

— Слушаю-с, — сказал Гаврила и вышел.

Вернувшись в свою комнату, Гаврила сел у окна и задумался. Неожиданное распоряжение барыни его, видимо, озадачило. Он позвал Капитона.  Но прежде чем мы передадим читателям их разговор, надо рассказать в немногих словах, кто была эта Татьяна, на которой Капитон должен был жениться, и почему распоряжение барыни смутило дворецкого.

Татьяна работала прачкой.  Это была женщина лет двадцати осьми, маленькая, худая, белокурая, с родинками на левой щеке. Родинки на левой щеке считаются на Руси плохой приметой — значит жизнь человека будет несчастной… Татьяна не могла похвалиться своей участью. С ранней молодости её держали в чёрном теле; работала она за двоих, одевали её плохо, жалованье она получала самое маленькое. Когда-то она была красавицей, но красота её очень быстро прошла. Татьяна к самой себе чувствовала полное равнодушие, думала только о том, как работу к сроку кончить, никогда ни с кем не говорила и очень боялась всех, а особенно барыни. Когда Герасима привезли из деревни, она его тоже очень боялась. Герасим сначала не обращал на неё внимания, потом стал ей улыбаться, наконец и вовсе глаз с неё не спускал. Полюбил он её. Вот однажды шла она по двору, а Герасим, глупо смеясь и ласково мыча, дал пряничного петушка. Она хотела отказаться, но он промычал ей что-то очень дружелюбное и ушёл. Скоро весь дом узнал о любви немого дворника.  Герасим барыни очень боялся, но надеялся на её милость и собирался уже просить, чтобы она разрешила ему жениться на Татьяне. Он только ждал нового кафтана, который ему обещал дворецкий, как вдруг этой самой барыне пришла в голову мысль выдать Татьяну за Капитона.

Читатель теперь легко сам поймёт, о чём думал дворецкий Гаврила после разговора с барыней.

 

 [Капитона женили на Татьяне, но пить он меньше не стал, и их отправили  жить в деревню.]

 

*****  

Дело было вечером. Герасим  шёл тихо и глядел на реку. Вдруг он увидел в воде щенка, белого с чёрными пятнами, который никак не мог вылезть из воды. Герасим поглядел на несчастную собачонку, взял её одной рукой, сунул ее к себе в пазуху и пошёл большими шагами домой. Он вошёл в свою каморку, положил спасённого щенка на кровать, прикрыл его своим тяжёлым армяком, сбегал сперва в конюшню за соломой, потом принёс из кухни молока. Он осторожно поставил молоко на кровать. Бедной собачонке было всего недели три, один глаз казался немножко больше другого; она ещё не умела пить из чашки. Герасим взял её за голову и нагнул её к молоку. Собачка вдруг начала пить с жадностью, фыркая, трясясь и захлёбываясь. Герасим глядел, глядел да как засмеётся вдруг… Всю ночь он возился с ней и заснул наконец около неё радостно и тихо.

Ни одна мать так не ухаживает за своим ребёнком, как ухаживал Герасим за своей собакой. (Собака оказалась сучкой.) Первое время она была очень слаба и некрасива, но месяцев через восемь, благодаря попечениям своего спасителя, превратилась в очень ладную собачку испанской породы, с длинными ушами,  пушистым хвостом и большими выразительными глазами. Она страстно привязалась к Герасиму и всегда ходила за ним, виляя хвостиком. Он и кличку ей дал — немые знают, что мычанье их обращает на себя внимание других, — он назвал её Муму. Все люди в доме её полюбили и тоже кликали Мумуней. Она была чрезвычайно умна, ко всем ласкалась, но любила одного Герасима. Герасим сам её любил без памяти… и ему было неприятно, когда другие её гладили: боялся он, что ли за неё, ревновал ли он к ней — бог весть!

Так прошёл ещё год. Герасим очень  был доволен своей судьбой, как вдруг произошло одно неожиданное событие… а именно:

В один прекрасный летний день барыня с своими приживалками гуляла по гостиной. Она была в духе, смеялась и шутила; …с улыбкой на губах барыня подошла к окну. Перед окном был палисадник, и на клумбе, под розовым кустом, лежала Муму и тщательно грызла кость. Барыня увидала её.

— Боже мой! — воскликнула она вдруг, — что это за собака?

— Н… н…е знаю-с, — пробормотала одна из приживалок, — кажется, немого.

— Боже мой! — прервала барыня, — да она премиленькая собачка! Велите её привести. Давно она у него? Как же я это её не видела до сих пор?.. Велите её привести.

— Человек, человек! — закричала приживалка, — приведите поскорей Муму! Она в палисаднике.

— А её Муму зовут, — сказала барыня, — очень хорошее имя.

Степан, дюжий парень, бросился сломя голову в палисадник, схватил Муму, принёс её в гостиную и поставил на паркет. Барыня начала ласковым голосом звать её к себе. Муму, отроду еще не бывала в таких великолепных комнатах, она очень испугалась,  задрожала  и прижалась к стене.

— Муму, Муму, подойди же ко мне, подойди к барыне, — говорила госпожа, — подойди, глупенькая… не бойся…

— Подойди, подойди, Муму, к барыне, — повторяли приживалки, — подойди.

— Принесите ей что-нибудь поесть, — сказала барыня. — Какая она глупая! к барыне не идёт. Чего боится?

— Она не привыкла ещё, — произнесла робким голосом одна из приживалок.

Степан принёс блюдечко с молоком, поставил перед Муму, но Муму даже и не понюхала молока и всё дрожала и озиралась.

— Ах, какая же ты! — сказала барыня, подошла к ней и хотела ее погладить, но Муму повернула голову и оскалила зубы. Барыня быстро отдернула руку…

Все замолчали. Барыня отошла и нахмурилась.

— Ах! — закричали разом все приживалки, — не укусила ли она вас, сохрани бог! (Муму в жизнь свою никого никогда не укусила.) Ах, ах!

— Отнесите её вон, — проговорила изменившимся голосом старуха. — Скверная собачонка! какая она злая!

До самого вечера барыня была не в духе, ни с кем не разговаривала, не играла в карты и плохо спала. На другое утро она велела позвать Гаврилу.

— Скажи, пожалуйста, — начала она, — что это за собака у нас на дворе всю ночь лаяла? мне спать не дала!

— Собака-с… какая-с… может быть, немого собака-с, — произнёс он не совсем твёрдым голосом.

— Не знаю чья, только спать мне не дала. Да я и удивляюсь, на что такая пропасть собак! Ведь есть у нас дворная собака?

— Как же-с, есть-с. Волчок-с.

— Ну и зачем нам ещё собака? И зачем немому собака? Кто ему разрешил собак у меня на дворе держать? Чтоб её сегодня же здесь не было… слышишь?

— Слушаю-с.

— Сегодня же.

Гаврила вышел.

 

*****

У двери Герасима собралась толпа.

Отвори.

Послышался лай; но ответа не было.

— Говорят, отвори! — повторил Гаврила.

— Да, Гаврила Андреич, — заметил Степан, — ведь он глухой — не слышит.

Все рассмеялись.

Наконец Герасим открыл дверь и вышел. Гаврила начал Герасиму объяснять знаками, что барыня приказала, чтобы собаки больше не было.  Герасим посмотрел на него, указал на собаку, сделал знак рукою у своей шеи, как бы затягивая петлю, и с вопросительным лицом посмотрел на дворецкого.

— Да, да, — сказал тот, кивая головой.

Герасим опустил глаза, потом опять указал на Муму, повторил знак удушения над своей шеей и ударил себя в грудь.  Он как бы объявил, что сам уничтожит Муму.

Все молча переглянулись.

— Что ж это такое значит? — начал Гаврила.

— Оставьте его, Гаврила Андреич, — сказал Степан, — он сделает, коли обещал. Уж он такой… Что правда, то правда. Да.

— Да, — повторили все. — Это так. Да.

***

Через час дверь каморки открылась и вышел Герасим. На нём был праздничный кафтан; он вёл Муму на верёвочке. Герасим пошёл к воротам.  Он даже не обернулся; шапку надел только на улице. Герасим вошёл в трактир вместе с собакой.  В трактире знали Герасима и понимали его знаки. Он попросил себе щей с мясом и сел. Муму стояла около его стула, спокойно поглядывая на него своими умными глазками. Принесли Герасиму щей. Он накрошил туда хлеба, мелко изрубил мясо и поставил тарелку на пол. Муму начала есть. Герасим долго глядел на неё; две тяжёлые слезы выкатились вдруг из его глаз: одна упала на лоб собачки, другая — в щи. Он закрыл лицо своё рукой. Муму съела полтарелки и отошла, облизываясь. Герасим встал, заплатил за щи и вышел вон.

Герасим шёл не торопясь. Дойдя до угла улицы, он остановился, и вдруг быстрыми шагами отправился прямо к реке. По дороге он зашел на двор дома, где строили флигель, и вынес оттуда два кирпича  под мышкой. Он пошёл по берегу, дошёл до одного места, где стояли две лодочки с вёслами, и сел в одну из них вместе с Муму.  Герасим начал сильно грести и в одно мгновенье уплыл саженей на сто.

А Герасим всё грёб да грёб. Вот уже Москва осталась позади. Вот уже показались по берегам луга, огороды, поля, рощи, деревни.  Он бросил вёсла, поспешно, с каким-то болезненным озлоблением на лице, привязал к шее Муму два кирпича, поднял её над рекой, в последний раз посмотрел на неё… Она доверчиво и без страха смотрела на него и слегка махала хвостиком. Он отвернулся, зажмурился и разжал руки… Герасим ничего не слышал, ни быстрого визга Муму, ни всплеска воды…

Никто больше не видел Герасима. Он дома не обедал. Настал вечер; собрались к ужину все, кроме него.

А в это время по шоссе шагал какой-то великан, с мешком за плечами и с длинной палкой в руках. Это был Герасим. Он спешил домой, к себе в деревню, на родину. Утопив бедную Муму, он прибежал в свою каморку, быстро уложил кое-какие вещи в узел, да и был таков.  Он шёл с какой-то отчаянной и вместе радостной решимостью. Он шёл; глаза жадно и прямо смотрели вперёд.

Через два дня он уже был дома, в своей избе. Помолился перед образами, тотчас же отправился к старосте. Староста сначала удивился; но сенокос только что начинался; Герасиму, как отличному работнику, тут же дали косу в руки — и пошёл он косить…

А в Москве, на другой день после побега Герасима, начали его искать.  Дали знать полиции, доложили барыне. Барыня рассердилась, расплакалась, велела найти его, говорила, что она никогда не приказывала уничтожать собаку… Наконец пришло известие из деревни о прибытии туда Герасима. Барыня успокоилась. Сначала хотела, чтобы он вернулся в Москву, но потом сказала, что такой неблагодарный человек ей не нужен. Впрочем, скоро после этого она сама умерла.

И живёт до сих пор Герасим бобылём в своей одинокой избе; здоров и могуч по-прежнему, и работает за четырёх по-прежнему. Но соседи заметили, что со времени своего возвращения из Москвы он совсем перестал водиться с женщинами, даже не глядит на них, и ни одной собаки у себя не держит. Только ходит молва о богатырской силе немого.

 

Leave a Reply