Человек в футляре
(adapted and abridged)
[middmedia 293d4b7a7401f56541320ce7c1388ac1 tsmorodi futliar2.mp3 width:400 height:300]
Месяца два назад умер учитель греческого языка Беликов. Он был замечателен тем, что всегда, даже в очень хорошую погоду, ходил в калошах и с зонтиком и в тёплом пальто. И зонтик у него был в чехле, и часы в чехле, и перочинный нож в чехле и лицо, казалось, тоже было в чехле, так как он всё время прятал его в воротник. Он носил тёмные очки, фуфайку, уши закладывал ватой. Одним словом, этот человек хотел спрятаться от жизни, создать себе футляр, который защитил бы его от действительности. Он боялся настоящего и любил только прошлое и древние языки, которые он преподавал.
— О, как прекрасен греческий язык! — говорил он со сладким выражением.
И мысли Беликова были тоже в футляре. Он любил и понимал только запреты. Если запрещено ученикам выходить на улицу после 9 вечера, то это было для него ясно. А если в городе разрешали театр, библиотеку или чайную, то Беликов качал головой и говорил тихо:
– Оно, конечно, всё это прекрасно, да как бы чего не вышло.
И дома та же история: халат, колпак, ставни, замки… Спальня у Беликова была маленькая, точно ящик, он спал под одеялом с головой. Было жарко и душно. Он боялся воров, плохо спал, а утром приходил в гимназию бледный и скучный. Он был человек по натуре одинокий.
Беликов был осторожный и мнительный. Он иногда приходил домой к коллегам: придёт, сядет и молчит. Посидит час-другой и уйдёт. Учителя боялись его. И даже директор боялся. И весь город боялся.
Однажды в гимназию приехал новый учитель истории и географии Коваленко Михаил Саввич. Приехал он не один, а с сестрой Варенькой. Он молодой, высокий, смуглый, с большими руками, говорит басом, А она уже не молодая, лет тридцати, но тоже высокая, стройная, чернобровая, краснощёкая, — одним словом, не девица, а мармелад, и такая весёлая, шумная, всё поёт малороссийские романсы и хохочет.
На именинах у директора Варенька пела романсы и всех очаровала – всех, даже Беликова. Он сладко улыбнулся и сказал ей, что малороссийский язык звучит нежно и приятно как древнегреческий. Они стали разговаривать…
– А хорошо бы их поженить, — тихо сказала директорша.
– Ему давно уже за сорок, а ей тридцать… Мне кажется, она бы за него пошла замуж.
Оказалось, что Варенька тоже хочет выйти замуж. Жить ей у брата было не очень весело, они целый день спорили и ругались. Все — и товарищи, и дамы — стали уверять Беликова, что он должен жениться. Варенька была первая женщина, которая отнеслась к нему ласково — голова у него закружилась, и он решил, что ему в самом деле нужно жениться.
Он поставил у себя на столе портрет Вареньки и всё время говорил о Вареньке, о семейной жизни, о том, что брак есть шаг серьёзный, но надо подумать… чтобы потом чего не вышло.
— Варвара Саввишна мне нравится, — говорил он, – но я боюсь: у неё характер очень бойкий. Женишься, а потом, попадёшь в какую-нибудь историю.
Беликов часто бывал у Коваленков и почти каждый день гулял с Варенькой, но не делал предложения, всё думал… Вдруг произошёл kolossalischeSkandal. Надо сказать, что брат Вареньки, Коваленко, ненавидел Беликова, называл его фискалом, Иудой и пауком.
Однажды Беликов вдруг увидел, как Коваленко едет на велосипеде, а за ним Варенька, тоже на велосипеде, весёлая и радостная. Беликов из зелёного стал белым.
— Что же это такое? — спросил он. — Разве преподавателям гимназии и женщинам прилично ездить на велосипеде?
На другой день он ушёл с занятий, что случилось с ним первый раз в жизни. И не обедал. А под вечер оделся потеплее, хотя на дворе стояла совсем летняя погода, и пошёл к Коваленкам. Вареньки не было дома, был только брат.
— Садитесь, покорнейше прошу, — проговорил Коваленко холодно и нахмурил брови; лицо у него было заспанное, он только что отдыхал после обеда и был сильно не в духе.
Беликов посидел молча минут десять и начал:
— Я к вам пришел, чтобы предостеречь вас. Вы катаетесь на велосипеде, а эта забава совершенно неприлична для учителя.
— Почему же? — спросил Коваленко басом.
—Михаил Саввич, разве это не понятно? Если учитель едет на велосипеде, то ученики будут ходить на головах! Когда я увидел вашу сестру, то у меня помутилось в глазах. Женщина или девушка на велосипеде — это ужасно! О том, что вы и ваша сестрица катаетесь на велосипеде, узнает директор… Что же хорошего?
— Что я и сестра катаемся на велосипеде, это только наше дело! — сказал Коваленко и побагровел.
У Беликова на лице был ужас:
— Я должен только предупредить вас: быть может, нас слышал кто-нибудь, и, чтобы чего-нибудь не вышло, я должен буду доложить господину директору содержание нашего разговора…
— Доложить? Ступай, докладывай!
Коваленко схватил Беликова и спустил его с лестницы. Но как раз в то время, когда он катился по лестнице, вошла Варенька и с ней две дамы; они стояли внизу и глядели — и для Беликова это было ужаснее всего: теперь узнает весь город, дойдёт до директора — ах, как бы чего не вышло! Варенька узнала его и захохотала на весь дом:
— Ха-ха-ха!
Беликов уже ничего не видел и не слышал. Он вернулся домой, убрал со стола портрет Вареньки, а потом лёг и уже больше не вставал.
Через месяц Беликов умер. Теперь, когда он лежал в гробу, выражение лица у него было кроткое, приятное, даже весёлое, точно он был рад, что наконец его положили в футляр, из которого он уже никогда не выйдет. Да, он достиг своего идеала! И как бы в честь его во время похорон была пасмурная, дождливая погода, и все мы были в калошах и с зонтами.