Станционный смотритель (adapted and abridged)
(цит. по www.rvb.ru)
Почтовой станции диктатор.
Князь Вяземский.
Все ругают станционных смотрителей, но надо войти в их положение. Их жизнь очень тяжёлая: покоя нет ни днём, ни ночью, погода ужасная, дорога плохая, ямщик упрямый, лошади не везут – а виноват смотритель. А если лошадей нет, то любой путешественник смотрит на смотрителя как на врага. А вообще станционные смотрители люди мирные, бедные и скромные. Из их разговоров можно узнать много любопытного и поучительного.
В 1816 году, в мае месяце, я проезжал через ***скую губернию. День был жаркий, но начался дождь, и я промок до последней нитки. По приезде на станцию я попросил себе чаю. «Эй, Дуня! — закричал смотритель, — поставь самовар да сходи за сливками». Вышла девочка лет четырнадцати с большими голубыми глазами. Красота её меня поразила. «Это твоя дочка?» — спросил я смотрителя. «Дочка, — отвечал он, — да такая разумная, такая проворная, как покойница мать». Смотритель был человек лет пятидесяти, свежий и бодрый. Пока смотритель изучал мои документы, я осмотрел комнату. На стене висели картинки, которые изображали историю блудного сына, на окнах стояли цветы.
Вернулась Дуня с самоваром. Маленькая кокетка сразу поняла, что произвела на меня впечатление, она говорила со мной без всякой робости. Лошади были давно готовы, я простился со смотрителем и его дочкой. Отец пожелал мне доброго пути, а дочь проводила до телеги. Я попросил у Дуни позволения её поцеловать; Дуня согласилась… Этот поцелуй был самый приятный в моей жизни.
Прошло несколько лет, и я опять приехал на эту станцию. Я вошёл в комнату и тотчас узнал картинки, которые изображали историю блудного сына; но на окнах уже не было цветов. Смотритель спал под тулупом… Это был точно Самсон Вырин; но как он постарел! «Узнал ли ты меня? — спросил я его, — мы с тобою старые знакомые». — «Может быть, — отвечал он угрюмо, — здесь дорога большая; много проезжих». — «Здорова ли твоя Дуня?» — продолжал я. Старик нахмурился. «А бог её знает», — отвечал он. «Она замужем?» — спросил я. Старик не ответил. Тогда я предложил ему выпить вина. После второго стакана он рассказал, что случилось.
«Так вы знали мою Дуню? — начал он. — Кто же и не знал её? Ах, Дуня, Дуня! Что за девка-то была!» Три года тому назад, однажды, в зимний вечер, на станцию приехал молодой, стройный гусар с чёрными усиками. Он начал весело разговаривать со смотрителем и с его дочерью. После ужина лошади были уже готовы, но гусар вдруг заболел и не мог ехать дальше.
На другой день гусару стало хуже. Дуня всё время сидела у его кровати. Когда заходил смотритель, больной охал и не говорил почти ни слова, но выпил две чашки кофе и заказал обед. Приехал доктор. Он пощупал пульс больного, поговорил с ним по-немецки и по-русски объявил, что ему нужно одно спокойствие и что дня через два ему можно будет ехать дальше. Гусар дал ему двадцать пять рублей за визит и пригласил его пообедать. Лекарь согласился. Оба ели с большим аппетитом, выпили бутылку вина и расстались очень довольны друг другом.
Прошёл ещё день, и гусар совсем поправился. Он был очень весел, шутил то с Дунею, то со смотрителем; насвистывал песни, разговаривал с проезжими, помогал смотрителю. Добрый смотритель очень полюбил гусара, и ему было жаль с ним расставаться. День был воскресный; Дуня собиралась в церковь. Гусар простился со смотрителем и с Дунею и предложил довезти её до церкви, которая находилась на краю деревни. Смотритель согласился. Дуня уехала с гусаром. Через полчаса смотритель начал беспокоиться, пошёл в церковь, но Дуни в церкви не было. Бедный отец ждал её и надеялся, что она вернётся, но Дуня не вернулась.
Старик понял, что болезнь гусара была притворная.
Смотритель тяжело заболел, а когда поправился, решил идти искать свою Дуню. Он узнал, что Минский, так звали гусара, жил в Петербурге.
Рано утром пришёл смотритель в квартиру Минского. Минский вышел сам к нему в халате. «Что, брат, тебе надо?» — спросил он его. Старик со слезами сказал: «Ваше высокоблагородие! Отдайте мне бедную мою Дуню. Не губите её». — «Что сделано, того не воротишь, — сказал молодой человек, — виноват перед тобою и рад просить у тебя прощения; но не думай, чтоб я Дуню мог покинуть: она будет счастлива, даю тебе честное слово. Зачем тебе она? Она меня любит». И он дал смотрителю денег.
Долго стоял старик на улице. Он бросил деньги на землю и заплакал. Но перед отъездом он захотел хоть раз ещё увидеть бедную свою Дуню. Он узнал, где живёт Дуня и пришёл к ней. В красивой комнате в кресле сидел Минский, а рядом с ним на ручке кресла сидела его Дуня. Она была роскошно одета по последней моде и с нежностью смотрела на Минского, наматывая чёрные его кудри на свои сверкающие пальцы. Бедный смотритель! Никогда дочь его не казалась ему столь прекрасною. «Кто там?» — спросила она, а когда увидела отца, с криком упала на ковёр. Минский схватил старика за ворот и вытолкнул его на лестницу.
«Вот уже третий год, — заключил старик, — как живу я без Дуни и как об ней нет ни слуху, ни духу. Жива ли, нет ли, бог её ведает. Не её первую, не её последнюю увёз проезжий повеса, а потом бросил. Много их в Петербурге, молоденьких дур, сегодня в атласе да бархате, а завтра, поглядишь, метут улицу…» Я долго не мог забыть старого смотрителя и думал о бедной Дуне…
Недавно я опять проезжал мимо станции. Станция была закрыта, а смотритель спился и умер. Я попросил показать мне, где его похоронили. Рыжий мальчик повёл меня на кладбище.
«Знал ты покойника?» — спросил я его дорогой.
«Как не знать! Он научил меня дудочки вырезать.»
«А проезжие вспоминают ли его?»
«Да сейчас мало проезжих. Вот летом приезжала барыня, так та спрашивала о старом смотрителе и ходила к нему на могилу.»
«Какая барыня?» — спросил я с любопытством.
«Прекрасная барыня, — отвечал мальчишка; — ехала она в карете в шесть лошадей, с тремя маленькими детьми и с кормилицей, и с черной моською; и как ей сказали, что старый смотритель умер, так она заплакала и сказала детям: «Сидите смирно, а я схожу на кладбище». Я хотел довести её. А барыня сказала: «Я сама дорогу знаю». Она легла на могилу и лежала долго. И дала мне пятак серебром— такая добрая барыня!..»
И я дал мальчишке пятачок.