Станционный смотритель (adapted and abridged)
У станционного смотрителя очень тяжёлая жизнь. Если погода плохая или лошадей нет – виноват всегда смотритель, и все его ругают.
В 1816 году, в мае, я приехал на одну станцию и попросил чаю. Смотритель, бодрый человек лет пятидесяти, закричал: «Эй, Дуня! Принеси самовар». В комнате было много цветов на окнах, а на стене висели картинки, которые изображали историю блудного сына. Дуня, дочь смотрителя, принесла самовар. Это была очень красивая девочка, маленькая кокетка, лет четырнадцати с большими голубыми глазами. Она говорила без робости и разрешила её поцеловать на прощанье.
Прошло несколько лет, и я опять приехал на эту станцию. Я вошёл в комнату, на стене висели те же картинки; но на окнах уже не было цветов. Смотритель спал под тулупом… Как он постарел! «Здорова ли твоя Дуня?» — спросил я. «А бог её знает», — отвечал он. «Она замужем?» — спросил я. Старик не ответил, но потом выпил вина и рассказал, что случилось.
«Так вы знали мою Дуню? — начал он. — Ах, Дуня, Дуня! Что за девка была!» Три года тому назад, в зимний вечер, на станцию приехал молодой гусар с чёрными усами по фамилии Минский. Ему очень понравилась Дуня. Минский вдруг заболел и сказал, что не может ехать дальше. Он был очень добрый и весёлый, шутил с Дуней и смотрителем. Через несколько дней Минский собрался ехать в Петербург. Было воскресенье, Дуня хотела пойти в церковь, и гусар предложил довезти её. Дуня уехала с гусаром и больше не вернулась. Отец ждал её, но потом понял, что гусар обманул его, и болезнь его была притворной.
Смотритель взял отпуск и поехал искать Дуню. В Петербурге он пришёл к гусару и со слезами просил отдать ему его дочь. Минский ответил, что Дуня счастлива, она его любит, и он её никогда не бросит. А потом гусар дал смотрителю денег. Старик выбросил деньги и решил ехать домой, но он очень хотел увидеть свою Дуню ещё один раз. Смотритель узнал, где жила Дуня, и пошёл к ней.
В красивой комнате в кресле сидел Минский, а рядом с ним Дуня. Она была роскошно одета по последней моде, и с нежностью смотрела на Минского. Когда она увидела отца, она закричала и упала в обморок. Минский выгнал старика на улицу.
«Вот уже три года, — сказал смотритель, — как живу я без Дуни и не знаю, жива она или нет. Много таких молоденьких дур в Петербурге. Сегодня она в атласе да бархате, а завтра метёт улицу…» Я долго не мог забыть старого смотрителя и всё думал о бедной Дуне…
Недавно я опять проезжал мимо станции. Станция была закрыта, а смотритель спился и умер. Деревенский мальчик показал мне его могилу и рассказал, что летом приезжала красивая барыня и спрашивала о нём. «Какая барыня?» — спросил я с любопытством. «Прекрасная барыня, — отвечал мальчишка; — ехала она в карете, с тремя маленькими детьми и с кормилицей, и с черной собачкой. И когда ей сказали, что старый смотритель умер, она заплакала и пошла на кладбище. Я хотел показать ей, куда идти, а барыня сказала: “Я сама дорогу знаю”. Она легла на могилу и лежала долго. И дала мне пятак серебром— такая добрая барыня!..»
И я дал мальчишке пятачок.