Отрывки из романа И.А. Гончарова «Обломов» (adapted and abridged)
В Петербурге, на Гороховой улице, в одном из больших домов, в своей квартире лежал утром в постели Илья Ильич Обломов. Это был приятный человек лет тридцати двух-трех, среднего роста, с тёмно-серыми глазами, но без всякой идеи на лице. Обломов был полным, потому что он мало двигался. Тело его казалось слишком нежным для мужчины: белая шея, маленькие пухлые руки, мягкие плечи.
На нём был восточный халат. Обломов любил свой халат: он был мягкий, удобный, свободный. Обломов всегда ходил дома без галстука и без жилета, потому что любил простор. Туфли на нём были длинные, мягкие и широкие.
Лежанье у Ильи Ильича не было необходимостью, как у больного, ни наслаждением, как у лентяя: это было его нормальное состояние. Когда он был дома – а он был дома почти всегда, – он всё время лежал в одной комнате, которая была и спальней, и кабинетом, и приёмной.
Можно было подумать, что в квартире никто не живёт – кругом была пыль. На этажерках, правда, лежали две-три открытые книги и газета, на бюро стояла чернильница с перьями; но страницы книг были в пыли и пожелтели; номер газеты был прошлогодний, а в чернильнице жила муха.
Обломов был дворянин. Он уже двенадцать лет жил Петербурге. Он когда-то служил чиновником, но ему не понравилась служба в министерстве. Он бросил службу, потому что на работу надо было ходить каждый день, а два раза его даже будили ночью и заставляли писать какие-то справки. Ему было скучно. «Когда же жить? Когда жить?» – повторял он.
========
У Обломова был друг детства, которого звали Андрей Штольц.
========
Отец Штольца был немец, он служил управляющим в имении Обломова. Мать была русская, родной язык русский, вера – православная. Но Штольц также хорошо говорил и читал по-немецки.
Штольц – бизнесмен, он заработал много денег и купил дом. Его компания занималась экспортом товаров за границу. Он много ездил в Европу по делам компании, писал новые проекты. Но он также успевал ездить в гости и много читал.
Штольц был худой, смуглый с зелёными выразительными глазами. У Штольца не было лишних движений, он жил по бюджету, не тратил зря время и эмоции.
Но Штольц боялся воображения и мечты. Загадочному и таинственному не было места в его душе. Он верил только опыту, фактам и практической истине. Он смело шёл к своей цели через все преграды.
=======
Разговор Обломова и Штольца.
Обломов лежал на диване: «Не нравится мне эта ваша петербургская жизнь!»
«Что ж здесь так не понравилось?» – спросил Штольц.
Обломов объяснил, что ему не нравится всё: жадность, сплетни, интриги, зависть, пустые разговоры о деньгах, наградах и карьере. Жизнь петербургского общества, считает Обломов, скучна и мелочна. Люди бегают, снуют как мухи, играют в карты с умным видом, делают карьеру. Все ищут чего-то, но не истины, не блага себе и другим. Они не лежат на диване как Обломов, но это они мертвецы и спящие люди.
«Ты, философ, Илья! – сказал Штольц, – Все хлопочут, только тебе ничего не нужно! Какой же идеал жизни? Расскажи, пожалуйста.»
«Я уехал бы в деревню.» – сказал Обломов.
«Ну хорошо; что бы ты стал делать?»
«Ну, приехал бы я в новый дом в деревне… Рядом бы жили добрые соседи…»
«И ты бы никуда не ездил?»
«Ни за что!»
«Зачем же строят железные дороги, пароходы, если идеал жизни – сидеть на месте?» – спросил Штольц.
«Пусть ездят купцы, чиновники, путешественники,» – ответил Обломов.
«А ты кто же?»
«Спроси Захара,» – сказал Обломов.
Штольц позвал Захара.
«Захар, кто это такой лежит?»
Захар посмотрел на Штольца, потом на Обломова: «Как кто? Разве вы не видите? Это барин, Илья Ильич.»
«Барин!» – повторил Штольц и засмеялся.
«Ну, джентльмен,» – поправил Обломов.
«Нет, нет, ты барин!» – продолжал смеяться Штольц.
«Какая же разница? – сказал Обломов. – Джентльмен – такой же барин.»
«Джентльмен есть такой барин, – определил Штольц, – который сам надевает чулки и сам же снимает с себя сапоги. Ну, а как бы ты проводил время?»
«Ну вот, встал бы утром, – начал Обломов. – Погода прекрасная, небо синее, ни одного облачка. Потом пошёл бы гулять в сад, вместе с садовником поливал бы цветы, сделал бы букет для жены, пошёл бы купаться на реку, вернулся бы домой, а на балконе сидит жена, пьёт чай и целует меня.
Какой поцелуй! Какой чай! Какое покойное кресло! Сажусь около стола; на нем сухари, сливки, свежее масло…Потом мы идём гулять в парк, мечтаем и считаем минуты счастья, плаваем на лодке по реке и смотрим на природу…»
«Да ты поэт, Илья!» – сказал Штольц.
«Да, поэт в жизни, потому что жизнь есть поэзия, – ответил Обломов. – А люди не понимают этого.»
«И весь век так?» – спросил Штольц.
«Да. Это жизнь!»
«Нет, это не жизнь!»
«Как не жизнь? Чего же тут нет? Ты подумай, никаких забот, ни одного вопроса о сенате, о бирже, об акциях, о чинах, о деньгах. А все разговоры по душе! И это не жизнь?»
«Это не жизнь!» – упрямо повторил Штольц.
«Что же это по-твоему?»
«Это… Какая-то… обломовщина,» – сказал он наконец.
«Какой же идеал жизни по-твоему? Все ищут отдыха и покоя.
Для чего же тогда трудиться, мучиться, служить?»
«Для самого труда, – сказал Штольц. – Труд – образ, содержание и цель моей жизни. Вот ты выгнал труд из своей жизни: на что она похожа? Я попробую приподнять тебя, может быть в последний раз. Теперь или никогда!» – заключил Штольц.