Кавказский пленник
(adapted and abridged)
[middmedia 293d4b7a7401f56541320ce7c1388ac1 tsmorodi kavkazskiplennik2.mp3 width:400 height:300]
I
Служил на Кавказе один офицер. Звали его Жилин.
Однажды получил он письмо от матери. Она написала, что стала старая и хочет перед смертью увидеть сына.
Жилин подумал, взял отпуск, простился с товарищами и поехал.
На Кавказе тогда война была. По дорогам и днём, и ночью было ездить опасно. Татары или убьют, или уведут в горы. Поэтому обоз охраняли солдаты.
Дело было летом. Жилин ехал верхом, а вещи его везли на телеге в обозе. Ехать было двадцать пять верст. Обоз шёл медленно.
Пыль, жара, а кругом голая степь: ни дерева, ни куста по дороге.
Жилин и подумал: «А не уехать ли одному, без солдат? Лошадь подо мной добрая. Или не ездить?..»
И подъехал к нему на лошади другой офицер — Костылин, и говорит:
— Поедем, Жилин, одни. Есть хочется, да и жара. Подумал Жилин и говорит:
— А ружьё заряжено?
— Заряжено.
— Ну, так поедем.
И поехали они вперед по дороге.
Вдруг они увидели татар. Тридцать человек на лошадях с ружьями. Костылин только увидал татар, поскакал что есть духу к крепости.
Жилин видит — дело плохо. Ружьё уехало, с одной шашкой ничего не сделаешь. Хотел он скакать назад к солдатам, но его лошадь убили, а его взяли в плен.
Татарин с красной бородой сел на лошадь, посадил Жилина на седло и повёз в горы.
Ехали они долго на гору, переехали реку, выехали на дорогу и приехали в аул. На Жилина надели колодку и заперли в сарае.
II
Почти всю эту ночь не спал Жилин. Ночи короткие были. Утром он встал, стал в щёлку двери смотреть.
Видит дорога, направо сакля татарская, два дерева около неё. Собака чёрная лежит на пороге, коза с козлятами ходит, идет татарка молоденькая, в рубахе цветной, а на голове несёт большой кувшин с водой. А Жилину пить хочется.
Пришёл красный татарин, а с ним другой, поменьше ростом, черноватый. Глаза чёрные, румяный, бородка маленькая, подстрижена; лицо весёлое, смеётся. Кинжал на поясе большой, серебряный; башмачки красные, тоже серебром обшиты. Шапка высокая, из белого барашка.
Красный татарин вошёл, сказал что-то и смотрит как волк на Жилина. А черноватый подошел прямо к Жилину и говорит:
— Корошо урус! корошо урус!
Ничего не понял Жилин и говорит:
— Пить, воды пить дайте.
Чёрный смеётся.
Жилин губами и руками показал, чтоб пить ему дали.
Чёрный понял, засмеялся, кликнул кого-то:
— Дина!
Прибежала девочка, тоненькая, худенькая, лет тринадцати и лицом на чёрного похожа. Видно, что дочь. Тоже глаза чёрные, и лицом красивая. Одета в рубаху длинную, синюю, с широкими рукавами и без пояса. На ногах штаны и башмачки, а на шее монисто. Голова непокрытая, коса чёрная, и в косе лента.
Сказал ей что-то отец. Убежала и опять пришла, принесла кувшин. Подала воду, сама села на корточки. Сидит, глядит на Жилина, как он пьёт, — как на зверя какого. Подал ей Жилин назад кувшин. Как она прыгнет прочь, как коза дикая. Даже отец засмеялся.
Потом повели Жилина куда-то. Идёт Жилин, видит — деревня татарская, домов десять и церковь их, с башенкой. Пришёл Жилин в дом к черноватому татарину. Комната хорошая, на стене висят ковры дорогие; на коврах ружья, пистолеты, шашки — все в серебре. Пол земляной, чистый, на полу ковры, и на коврах сидят татары: чёрный, красный и трое гостей. Перед ними блины, масло в чашке, и пиво татарское — буза, в кувшине. Едят руками, и руки все в масле. Потом один из гостей-татар повернулся к Жилину, стал говорить по-русски.
— Тебя, — говорит, — взял Кази-Мугамет, — сам показывает на красного татарина, — и отдал тебя Абдул-Мурату, — показывает на черноватого. — Абдул-Мурат теперь твой хозяин. Он тебе велит домой письмо писать, чтобы за тебя выкуп прислали. Три тысячи монет. Как пришлют деньги, он тебя отпустит.
— Нет, — говорит Жилин, — я этого заплатить не могу.
— Сколько же ты дашь?
Жилин подумал и говорит:
— Пятьсот рублей.
— Тысячу рублей дай.
Жилин говорит:
— Больше пятисот рублей не дам. А убьёте — ничего не возьмёте.
В это время пришёл работник, а за ним идёт человек какой-то, высокий, толстый, босиком и ободранный; на ноге тоже колодка. Жилин — узнал Костылина. И его поймали.
Вскочил Абдул, показывает на Костылина, что-то говорит. Перевёл переводчик:
— Вот, — говорит Жилину, — товарищ твой написал письмо домой, пять тысяч монет пришлют. Вот его и кормить будут хорошо и обижать не будут.
Жилин и говорит:
— Товарищ как хочет, он, может, богат, а я не богат. Я, — говорит, — как сказал, так и будет. Хотите — убивайте, а больше пятисот рублей не дам.
Абдул достал перо, бумагу и чернила, дал Жилину, показывает: «Пиши». Согласился на пятьсот рублей.
Написал Жилин письмо, но так написал, чтобы не дошло. Сам думает: «Я уйду».
Жилина с Костылиным заперли в сарай, принесли им туда соломы кукурузной, воды в кувшине, хлеба и сапоги старые.
III
Жил так Жилин с товарищем месяц целый. Хозяин все смеётся: «Твоя, Иван, хорош, — моя, Абдул, хорош». А кормил плохо — давал только хлеб пресный.
Костылин ещё раз писал домой, всё ждал присылки денег и скучал. Сидит в сарае и считает дни, когда письмо придёт, или спит. А Жилин знал, что его письмо не дойдёт, а другого не писал. У матери его столько денег не было. Он думал, как ему бежать.
Ходит по аулу, насвистывает; а то сидит, что-нибудь рукодельничает. А Жилин на всякое рукоделье мастер был.
Слепил он раз из глины куклу, с носом, с руками, с ногами и в татарской рубахе, и поставил куклу на крышу.
Подбежала хозяйская дочь Дина, оглянулась, схватила куклу и убежала.
Наутро смотрит, Дина вышла на порог с куклой. Куклу качает, песни ей поёт.
Принесла раз Дина кувшин, поставила, села и смотрит на него, сама смеётся, показывает на кувшин.
Взял Жилин кувшин, стал пить. Думал — вода, а там молоко. Выпил он молоко.
— Хорошо, — говорит.
Как обрадовалась Дина!
И с тех пор стала она ему каждый день молока и лепёшки носить.
Были у Абдула часы русские, сломанные. Жилин их починил.
С тех пор прошла про Жилина слава, что он мастер. Стали к нему из дальних деревень приезжать: кто замок на ружьё или пистолет починить принесёт, кто часы.
Заболел раз татарин, пришли к Жилину: «Иди полечи». Жилин не знает, как лечить. Пошёл, посмотрел, думает: «Авось выздоровеет сам». Ушел в сарай, взял воды, песку, помешал. При татарах нашептал на воду, дал выпить. Выздоровел на его счастье татарин. Стал Жилин немножко понимать по-татарски.
Был ещё у них старик. Жил он не в ауле, а приходил из-под горы. Видел его Жилин, только когда он в мечеть проходил богу молиться.
Жилин спросил хозяина: что это за старик? Хозяин и говорит:
— Он первый джигит был, он много русских убил, богатый был. У него было три жены и восемь сыновей. Все жили в одной деревне. Пришли русские и семь сыновей убили. Один сын остался и стал служить русским. Старик поехал, нашёл своего сына, сам убил его и бежал. С тех пор он бросил воевать, пошёл в Мекку богу молиться. Не любит он вашего брата. Он велит тебя убить; да мне нельзя убить, — я за тебя деньги заплатил; да я тебя, Иван, полюбил.
IV
Прожил так Жилин месяц. Днём ходит по аулу или рукодельничает, а ночью у себя в сарае копает, и прокопал он под стеной дыру, что можно пролезть. «Только бы, — думает, — мне узнать, в какую сторону бежать».
Вот он пошёл после обеда за аул, на гору — хотел оттуда посмотреть, куда бежать.
На юге, на востоке и на западе горы, кое-где аулы дымятся в ущельях. «Ну, — думает, — это всё их сторона».
Стал смотреть на север в русскую сторону: видит — там точно, в этой долине, должна быть наша крепость. Туда и бежать надо.
Хотел он бежать в ту же ночь. Ночи были тёмные, но на беду, к вечеру вернулись татары. Бывало, приезжают они весёлые. А на этот раз привезли убитого татарина, брата рыжего. Приехали сердитые, собрались все его хоронить. Вышел и Жилин посмотреть. Завернули в полотно мёртвого, без гроба, положили на траву. Пришёл мулла, собрались старики. Сели, долго молчали.
Потом прочитал мулла молитву, все встали, понесли мёртвого к яме.
Три дня ели и пили — покойника поминали. Все татары дома были. На четвертый день куда-то уехали; только Абдул дома остался.
«Ну, — говорит Жилин Костылину, — нынче бежать надо». А Костылин испугался.
— Да как же бежать, мы и дороги не знаем.
— Я знаю дорогу. Что ж ты будешь сидеть? Хорошо — пришлют денег, а если нет. А татары теперь злые, за то, что их татарина русские убили. Говорят — нас убить хотят.
Подумал, подумал Костылин.
— Ну, пойдём!
V
Только стало тихо в ауле, Жилин полез под стену, выбрался. Шепчет Костылину:
— Полезай.
— Ну, с богом! — Перекрестились, пошли. Прошли через двор к речке, перешли речку. Туман густой стоит, а над головой звёзды видны. Жилин по звёздам решает, в какую сторону идти. В тумане идти легко, только сапоги старые, неудобные, стоптанные. Cняли они сапоги и пошли босиком. Стал Костылин отставать – все ноги изрезал по камням, и быстро идти не мог.
Жилин ему говорит:
— Ноги заживут, а догонят — убьют, хуже.
Костылин все отстаёт и охает.
А туда ли идут, нет ли — не знают. Вышли на поляну, Костылин сел и говорит:
— Как хочешь, а я не дойду: у меня ноги не идут.
Вдруг слышат — лошадь.
Сбежали они с дороги, сели в кусты и ждут. Жилин подполз к дороге, смотрит — татарин едет. Проехал татарин. Жилин вернулся к Костылину.
— Ну, пронёс бог; вставай, пойдём.
Стал Костылин вставать, упал и как закричит.
— Ой, больно! Не могу, ей-богу, не могу; сил моих нет.
Жилин так и обмер.
— Что кричишь? Ведь татарин близко, услышит. — А сам думает: «Он и вправду ослаб, что мне с ним делать? Бросить товарища нельзя».
— Ну, — говорит, — вставай, давай я тебя понесу, если уж идти не можешь.
Тяжело Жилину тащить Костылина, ноги тоже в крови и устал.
Видно, услыхал татарин, как Костылин кричал. Слышат — голоса татарские и прямо к ним собака бежит. Остановилась, залаяла.
Поймали их татары, связали, посадили на лошадей, повезли назад в аул.
Привезли на рассвете в аул, посадили на улице. Сбежались ребята. Камнями, плетками бьют их, визжат.
Собрались татары, и старик из-под горы пришёл. Стали говорить. Слышит Жилин, что судят про них, что с ними делать.
Одни говорят — надо их дальше в горы услать, а старик говорит:
— Надо убить.
Абдул спорит, говорит:
— Я за них деньги отдал. Я за них выкуп возьму.
А старик говорит:
— Ничего они не заплатят. Убить — и кончено.
Подошёл хозяин к Жилину и говорит.
— Если мне не пришлют за вас выкуп, я через две недели вас убью. Пиши письмо, хорошенько пиши.
Принесли им бумаги, написали они письма. Набили на них колодки, отвели за мечеть. Там яма была глубокая — и спустили их в эту яму.
VI
Житьё их стало совсем дурное. Колодки не снимали и не выпускали из ямы. Кидали им туда тесто непечёное, как собакам, да в кувшине воду спускали. Вонь в яме, духота, мокрота. Костылин совсем разболелся и всё стонет или спит. Видит Жилин — дело плохо. И не знает, как выбраться.
Сидит он раз в яме на корточках, думает о свободе. Вдруг прямо ему на коленки лепёшка упала, другая, и черешни посыпались. Поглядел вверх, а там Дина. Посмотрела на него, посмеялась и убежала. Жилин и думает: «Не поможет ли Дина?»
Стал он лепить кукол из глины. Наделал людей, лошадей, собак; думает: «Как придёт Дина, брошу ей».
Вдруг слышит зашуршало что-то наверху. Видит — Дина. Глаза так и блестят, как звёздочки. Вынула из рукава две сырные лепешки, бросила ему. Жилин взял и говорит:
— Что давно не была? А я тебе игрушек сделал. На, вот! — Стал ей бросать по одной, а она и не смотрит.
— Не надо! — говорит,— Иван, тебя убить хотят.
— Кто убить хочет?
— Отец, ему старики велят, а мне тебя жалко.
Жилин и говорит:
— А коли тебе меня жалко, так ты мне палку длинную принеси.
Она головой мотает, что «нельзя». Он сложил руки, молится ей.
— Дина, пожалуйста. Динушка, принеси.
— Нельзя, — говорит, — увидят, все дома. — И ушла.
Вот сидит вечером Жилин и думает: «Что будет?»
Вдруг увидел: шест длинный в яму ползёт. Обрадовался Жилин, схватил рукой; шест здоровый. Он ещё прежде этот шест на хозяйской крыше видел.
Поглядел вверх: звёзды высоко в небе блестят, и над самой ямой, как у кошки, у Дины глаза в темноте светятся. Дина шепчет:
— Иван, Иван! Тише, тише. Уехали все, только двое дома.
Жилин и говорит:
— Ну, Костылин, пойдём, попытаемся в последний раз.
Костылин и слышать не хочет.
— Нет, — говорит, — Куда я пойду, когда и поворотиться сил нет?
— Ну, так прощай, не поминай лихом. — Поцеловался с Костылиным.
Ухватился за шест и вылез. Стал Жилин замок с колодки сбивать. Стала Дина помогать, но замок крепкий никак не собьют.
«Ну, — думает Жилин, — до месяца надо до леса добраться». Хоть в колодке, да надо идти.
— Прощай, — говорит, — Динушка. Век тебя помнить буду.
Дина принесла ему лепёшки. Взял он лепёшки.
— Спасибо, — говорит, — умница. Кто тебе без меня кукол делать будет? — И погладил её по голове.
Как заплачет Дина, закрылась руками, побежала на гору.
Перекрестился Жилин, пошёл по дороге, ногу в колодке волочит, а сам всё на небо смотрит, где месяц встаёт. Дорогу он узнал. Только бы до лесу дойти до того, как месяц совсем выйдет. Перешёл он речку: не видать ещё месяца.
Дошёл до лесу, сел отдыхать. Отдохнул, лепёшку съел. Всю ночь шёл. Видит— лес кончается. Вышел на край — совсем светло; перед ним степь и крепость, и налево, близко под горой, огни горят, и казаки у костров.
Обрадовался Жилин, собрался с последними силами, побежал к казакам.
— Братцы! Братцы! Братцы!
Окружили его казаки, спрашивают: кто он, что за человек, откуда? А Жилин сам себя не помнит, плачет и приговаривает:
— Братцы! Братцы!
Узнали его офицеры, повезли в крепость. Обрадовались товарищи Жилину.
Рассказал Жилин, как с ним всё дело было, и говорит:
— Вот и домой съездил! Нет, уж видно не судьба моя.
И остался служить на Кавказе. А Костылина только ещё через месяц выкупили за пять тысяч. Еле живого привезли.